Понятно, что объявить кого-то королем — это только полдела, надо еще, чтобы этот король правил. Но Эадред сделал умный выбор. Гутред был не просто хорошим человеком, но вдобавок еще и сыном Хардакнута, который называл себя королем Нортумбрии. Поэтому Гутред потребовал корону, и ни один из танов Камбреленда не был достаточно могущественным, чтобы бросить ему вызов. Всем им нужен был король, потому что слишком долго они вели борьбу друг с другом и страдали от набегов норвежцев и ирландцев, от вторжений дикарей из Страт Клоты.
Объединив датчан и саксов, Гутред теперь располагал достаточно сильным войском, чтобы противостоять этим врагам. Только один человек мог бы оспорить у Гутреда корону. Датчанин по имени Ульф, владевший землями к югу от Кайр Лигвалида. Его богатства превосходили богатства любого другого тана Камбреленда, но Ульф был старым и хромым, и у него не было сыновей, поэтому он присягнул на верность Гутреду. Пример Ульфа склонил других датчан принять выбор Эадреда. Один за другим они преклонили перед Гутредом колени, а он приветствовал их, называя по именам, потом поднял и обнял каждого.
— Я и в самом деле должен стать христианином, — сказал он мне на следующее утро.
— Зачем?
— Я уже объяснял тебе зачем. Чтобы выразить свою благодарность. А разве тебе не полагается обращаться ко мне «мой господин»?
— Да, мой господин.
— Скажи, а это больно?
— Называть тебя «мой господин»? — изумился я.
— Нет! — засмеялся он. — Стать христианином!
— Почему это должно быть больно?
— Не знаю. Я думал, меня пригвоздят к кресту. Разве нет?
— Конечно нет, — пренебрежительно ответил я, — тебя просто искупают в воде.
— Да я в любом случае и сам моюсь, — нахмурился Гутред. — Интересно, а почему саксы не моются? Нет, тебя я не имею в виду, но большинство саксов не моются. Не то что датчане. Саксам что, нравится быть грязными?
— Во время мытья можно подхватить простуду.
— Я же не подхватил, — сказал он. — Так, говоришь, меня просто искупают в воде?
— Это называется обрядом крещения.
— И мне придется отступиться от старых богов?
— Да.
— И иметь только одну жену?
— Только одну. На этот счет есть строгое правило.
Гутред поразмыслил над этим.
— И все-таки я думаю, что должен стать христианином, — сказал он, — потому что бог Эадреда — могущественный бог. Посмотри на этого мертвеца! Это ведь чудо, что он не сгнил!
Датчане были заворожены реликвиями Эадреда. Может, поначалу большинство из них и не понимали, с какой стати монахи таскали труп старика, голову мертвого короля и изукрашенную драгоценностями книгу по всей Нортумбрии, но зато сейчас они уразумели, что эти предметы священны, и это произвело на них впечатление. Священные реликвии имеют власть. Они тропа, ведущая из нашего мира к другим, огромным мирам за его пределами, поэтому еще до того, как Гутред появился в Кайр Лигвалиде, некоторые датчане приняли крещение, чтобы пользоваться силой этих реликвий.
Сам я не христианин. В наши дни опасно делать подобные признания, потому что епископы и аббаты имеют слишком большое влияние. Куда легче притвориться верующим, чем открыто выступать против. Я был воспитан христианином, но в десятилетнем возрасте, когда меня приняли в семью Рагнара, обрел старых саксонских богов, которые также были и богами датчан и норвежцев. Поклонение им всегда имело для меня больше смысла, чем поклонение христианскому богу, который обитал где-то далеко, так далеко, что я ни разу не встречал никого, кто побывал бы в тех местах.
Другое дело Тор и Один: они бродили по нашим холмам, ночевали в наших долинах, любили наших женщин и пили воду из наших источников, поэтому казались нашими соседями. Что еще мне нравилось в старых богах — это то, что они не были одержимы нами, простыми людьми. У них имелась собственная жизнь, свои битвы и любовные похождения, и, казалось, по большей части боги просто не обращают на нас внимания.
Зато христианский бог, похоже, только тем и занимался, что строго следил за нами. Он постоянно изобретал множество всевозможных правил, и вводил запреты, и издавал новые законы, и ему требовались сотни облаченных в черное священников и монахов, чтобы убедиться в том, как мы себя ведем.
Этот бог представлялся мне довольно сварливым, хотя христианские священники и уверяли, что он нас любит. Я никогда не был настолько глуп, чтобы думать, будто Один или Хёд любят меня, хотя иногда надеялся, что они считают меня достойным воином.
Но Гутред хотел заполучить силу христианских реликвий, поэтому, к восторгу Эадреда, попросил, чтобы его окрестили. Церемонию провели на открытом воздухе, возле большой церкви. Гутреда погрузили в огромную бочку с речной водой, и все монахи при этом размахивали руками, взывая к небесам и всячески славя Господа. Потом Гутреда завернули в плащ, и Эадред короновал его во второй раз, возложив на его мокрые волосы бронзовый обруч мертвого короля Освальда. Лоб Гутреда смазали тресковым маслом, ему вручили меч и щит и попросили поцеловать сначала Евангелие Линдисфарены, а затем, в губы, святого Кутберта. Труп вынесли на солнечный свет, чтобы вся собравшаяся толпа могла лицезреть святого. Судя по виду Гутреда, он наслаждался церемонией, и аббат Эадред был так тронут, что взял украшенный гранатами крест святого Кутберта из рук мертвеца и повесил его на шею нового короля.
Однако там крест провисел недолго. Аббат снова положил его на труп после того, как Гутреда представили его подданным — оборванцам, живущим на руинах Кайр Лигвалида.