Айдан подтолкнул ко мне одного из воинов, тот послушно шагнул вперед. Вот ведь глупец! Вздох Змея с легкостью отбил чужой меч в сторону, и кончик моего клинка уперся прямо в живот юноше.
— Неужели ты хочешь, чтобы твои кишки распластались по полу? — ласково спросил я. — Знаешь, кто я такой? Я Утред! — Теперь мой голос звучал громко и хвастливо. — Я повелитель Беббанбурга, тот самый человек, который убил Уббу Лотброксона в битве на морском берегу.
Воин сделал шаг назад.
— Я убил больше человек, чем могу сосчитать, — продолжал я, — но пусть это тебя не останавливает! Сразись со мной. Ты ведь наверняка хочешь похвастаться, что победил самого Утреда? Этот кусок жабьей слизи, Эльфрик, будет доволен, если ты меня убьешь. Он тебя щедро вознаградит. — Я снова ткнул юношу кончиком меча. — Ну же! Давай! — Мой гнев разгорался все сильнее. — Попытайся!
Однако молодой воин в испуге снова шагнул назад, и его товарищ поступил так же.
Этому вряд ли стоило удивляться, потому что ко мне присоединились Рагнар и Стеапа, а за ними стояла толпа воинов-датчан, одетых в кольчуги, вооруженных топорами и мечами.
Я посмотрел на Айдана.
— А ты можешь уползти обратно к моему дяде, — сказал я, — и рассказать ему, что он потерял невесту.
— Утред! — наконец-то подал голос король.
Но я не обратил на Гутреда никакого внимания. Вместо этого я двинулся через всю церковь туда, где сбились в кучку священники и монахи. Гизела пошла со мной — она все еще держала меня за руку. Я отдал ей Вздох Змея и остановился перед Дженбертом.
— Как ты думаешь, Гизела замужем? — спросил я его.
— Да! — вызывающе ответил тот. — Свадебный выкуп выплачен, и брак освящен! Церковью!
— Выкуп? — Я взглянул на Гизелу. — И много они тебе заплатили?
— Это мы заплатили им, — сказала моя возлюбленная. — Они получили тысячу шиллингов и руку святого Освальда.
— Руку святого Освальда? — Я чуть было не рассмеялся. — Где же вы ее взяли?
— Ее нашел аббат Эадред, — сухо произнесла Гизела.
— Скорее всего, выкопал на каком-нибудь заброшенном кладбище, — предположил я.
Дженберт ощетинился.
— Все было сделано строго по законам, мирским и Святой церкви. И эта юная женщина, — он насмешливо взглянул на Гизелу, — замужем!
Эта ядовитая усмешка на его узком, надменном лице разгневала меня, и, протянув руку, я схватил монаха за волосы, в которых была выбрита тонзура. Дженберт попытался сопротивляться, но куда там: я рывком наклонил его голову вперед и вниз, а потом так сильно вздернул правое колено, что разбил монаху лицо о кольчугу на бедре.
— Она замужем, — упрямо повторил он.
Его голос звучал хрипло из-за крови во рту. И я снова рванул его голову, на сей раз почувствовав, как зубы монаха раскрошились о мое колено.
— Так, по-твоему, Гизела замужем? — спросил я.
Он ничего не ответил, поэтому я снова дернул его голову вниз и ощутил, как нос его сломался, наткнувшись на мое обтянутое кольчугой колено.
— Я задал тебе вопрос, — сказал я.
— Госпожа Гизела замужем, — настаивал Дженберт.
Он весь трясся от злости и вздрагивал от боли. Священники шумно протестовали против того, что я вытворял, но я потерял голову, испытав внезапный приступ ярости.
Мой дядя славно выдрессировал этого монаха. Разве мог я забыть, как Дженберт сговорился с Гутредом, чтобы сделать меня рабом. Он сплел против меня заговор. Он пытался меня уничтожить, и воспоминания об этом подпитывали мою ярость, делая ее неукротимой. А какие страшные унижения пришлось мне перенести по милости этого человека на корабле Сверри. Поэтому я снова притянул к себе голову Дженберта, но на сей раз не ударил его лицом о колено, а вытащил Осиное Жало, свой короткий клинок, и перерезал монаху горло. Располосовал его одним-единственным ударом.
На то, чтобы вытащить клинок, ушло одно биение сердца, и в этот миг я увидел, как глаза монаха широко распахнулись — он не мог поверить в происходящее. Признаюсь, я и сам едва верил в то, что делаю. Но все равно сделал это. Я перерезал мерзавцу горло, и кровь его хлынула на мою кольчугу.
Дженберт, содрогаясь в агонии и пуская кровавые пузыри, рухнул на пол из влажного тростника.
Монахи и священники завизжали, словно перепуганные женщины. Никто не ожидал, что я прикончу Дженберта.
Я и сам удивился тому, что сотворил мой гнев, но не чувствовал раскаяния и не считал свой поступок убийством. Я видел в нем месть и был полностью удовлетворен содеянным. Я отомстил за каждую минуту тяжкого унизительного труда на «Торговце», за каждый удар, который нанесли мне Сверри и члены его команды. Еще раз взглянув на дергающегося в предсмертных судорогах Дженберта, я поднял глаза на его сотоварища, брата Иду.
— Гизела замужем? — требовательно спросил я у него.
— По церковным законам… — начал было Ида, слегка заикаясь, но потом запнулся, посмотрел на клинок Осиного Жала и торопливо завершил: — Нет, она не замужем, мой господин.
— Ты замужем? — спросил я Гизелу.
— Разумеется, нет, — ответила она.
Я наклонился и вытер Осиное Жало о подол одежды Дженберта. Теперь он был мертв, а в его глазах так и застыло удивление.
Один священник, самый храбрый из всех, опустился на колени над трупом монаха, но остальные церковники походили на овец, встретивших волка. Они смотрели на меня, разинув рты, слишком перепуганные, чтобы протестовать.
Беокка тоже открывал и закрывал рот, но так и не издал ни звука.
Я вложил в ножны Осиное Жало, взял у Гизелы Вздох Змея, и мы вдвоем вернулись к ее брату. Гутред таращился на труп Дженберта и на кровь, расплескавшуюся по полу и забрызгавшую подол его сестры. Он, наверное, думал, что я собираюсь поступить с ним точно так же, потому что положил руку на рукоять меча.