Властелин Севера - Страница 71

— Ты и вправду считаешь, что он слишком осторожен? — слегка улыбнулся я.

— Ясное дело, — пренебрежительно бросил Рагнар. — Этот человек совершенно не способен рисковать.

— Не совсем, — сказал я и замолчал, прикидывая, стоит ли открыть другу секрет.

Заметив мои колебания, Рагнар понял, что я что-то скрываю, и требовательно воззрился на меня:

— Ну?

Я все еще колебался, но потом решил, что, если расскажу ту старую историю, вреда не будет.

— Помнишь ту зимнюю ночь, когда мы с тобой встретились в Сиппанхамме? — спросил я. — Город тогда занял Гутрум, и все вы верили, что Уэссекс падет, а мы с тобой еще пили в церкви?

— Конечно, я помню. Ну так что?

Той зимой Гутрум вторгся в Уэссекс, и казалось, что он вот-вот выиграет войну, потому что армия восточных саксов рассеялась. Некоторые таны бежали за море, многие заключили с Гутрумом мир, а Альфреду тогда пришлось прятаться на болотах Суморсэта. Однако Альфред не собирался сдаваться. Он решил переодеться в арфиста и прокрасться в Сиппанхамм — шпионить за датчанами, и настоял-таки на своем. Я тогда спас его, в ту самую ночь, когда встретил Рагнара в королевской церкви.

— А помнишь, — продолжал я, — со мной тогда был слуга, который скромно сидел в сторонке, накинув на голову капюшон? Я еще приказал этому слуге молчать?

Рагнар нахмурился, пытаясь припомнить ту зимнюю ночь, потом кивнул:

— Ну да, точно.

— Так вот, это был не слуга, — сказал я, — а Альфред.

Рагнар изумленно уставился на меня. Неужели я обманул его той далекой ночью? Разумеется, узнай он тогда правду, датчане смогли бы в ту же ночь завоевать Уэссекс.

На мгновение я пожалел, что рассказал ему обо всем. Я боялся, что Рагнар обидится на меня, но он вдруг засмеялся:

— Это был Альфред? В самом деле?

— Да, он пришел, чтобы шпионить за вами, а я пришел, чтобы его спасти.

— Неужели Альфред отважился проникнуть в лагерь Гутрума?

— Так что этот человек умеет рисковать, — заключил я, возвращаясь к нашему разговору о Мерсии.

Но Рагнар все еще думал о той далекой холодной ночи.

— Почему ты мне ничего не сказал? — поинтересовался он.

— Потому что я принес королю клятву верности.

— Мы бы сделали тебя богаче любого короля, — произнес Рагнар. — Мы бы дали тебе корабли, людей, лошадей, серебро, женщин — да все, что угодно! Ты должен был сказать мне, своему другу, правду!

— Я принес ему клятву, — повторил я — и вспомнил, как близко был в ту ночь к тому, чтобы предать Альфреда.

До чего же велико было тогда искушение! Той ночью мне было достаточно произнести всего несколько слов, чтобы навеки прекратить правление саксов в Англии. Я мог бы превратить Уэссекс в датское королевство. Я мог бы все это сделать, предав человека, который мне не слишком нравился, ради человека, которого любил, как родного брата, — и все-таки я тогда промолчал. Я дал клятву, и оковы чести сковали нас, лишив возможности выбирать.

— Wyrd bið ful aræd, — сказал я.

От судьбы не уйдешь. Она держит нас, подобно упряжи. Я считал, что навсегда покинул Уэссекс и сумел улизнуть от Альфреда, — и вот пожалуйста, я снова в его дворце.

Он вернулся в полдень, окруженный перестуком копыт и шумной суматохой, которую поднимали вокруг него слуги, монахи и священники. Два человека понесли королевскую постель обратно в его спальню, в то время как монах катил бочку, набитую документами, которые, очевидно, нужны были Альфреду во время его однодневного отсутствия. Какой-то священник торопливо нес покров от алтаря и распятие, а двое других — реликвии, сопровождавшие Альфреда во всех его путешествиях.

Потом появились королевские телохранители — во дворце и его окрестностях только они одни носили оружие. И наконец мы увидели самого Альфреда, окруженного группой что-то говоривших ему священников.

За то время, что мы не виделись, он не изменился: все такой же тощий, бледный, ученый. Ему что-то горячо втолковывал какой-то священник, и Альфред согласно кивал, слушая его. Король был одет просто, черный плащ делал его похожим на клирика. Вместо королевского обруча на голове лишь шерстяная шапка. Он вел за руки Эдуарда и Этельфлэд, которая, как я заметил, снова держала деревянную лошадку брата. Малышка больше скакала на одной ножке, чем шла, поэтому то и дело оттаскивала отца от священника, но Альфред не возражал, ибо страстно любил своих детей.

Потом Этельфлэд потянула его в сторону уже нарочно, пытаясь затащить на траву, туда, где мы с Рагнаром встали, чтобы приветствовать короля. Альфред поддался дочери, позволив ей подвести себя к нам.

Мы с Рагнаром опустились на колени. Я молчал и не поднимал головы.

— Утреду сломали нос, — сообщила Этельфлэд отцу, — и плохой человек, который это сделал, теперь мертв.

Рука короля запрокинула мою голову, и я уставился в бледное узкое лицо с умными глазами. Король заметно осунулся, небось страдал от очередного приступа острых болей в животе, которые превращали его жизнь в вечную муку. Альфред разглядывал меня со своим обычным суровым видом, но потом ухитрился выжать из себя подобие улыбки.

— Не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя, господин Утред.

— Я перед тобой в долгу, мой господин, — смиренно произнес я. — И благодарю тебя.

— Встаньте, — велел Альфред, и мы с Рагнаром встали.

— Я скоро освобожу тебя, господин Рагнар, — сказал король, взглянув на датчанина.

— Спасибо, мой господин.

— Но через неделю здесь будет праздник. Мы возблагодарим Господа за то, что закончили строительство нашей новой церкви, а также официально отпразднуем обручение этой юной леди с господином Этельредом. Я соберу витан и попрошу вас обоих остаться до тех пор, пока прения не подойдут к концу.